- Ладно! - наконец вымолвил он. - Я ничего вам и мистеру Греггу не обещаю. Но, не разглашая ваших замыслов, я наведу кое-какие справки, прощупаю кое-где почву и только после этого дам окончательный ответ. - Кивнув на трубку пергамента, он добавил: - Оставьте этот архаизм у меня. Если вы, конечно, мне доверяете. Я покажу его одному толковому человеку. Он хорошо знает византийскую литературу и многое другое.
- Конечно, сэр! - с величайшей готовностью воскликнул Джейк Бельский. - Пожалуйста, оставьте у себя этот пергамент! Отец сказал, что он принесет счастье тому, кто сумеет присоединить этот титульный лист к книге, от которой он отделен.
Гость встал, понимая, что аудиенция окончена. Кортец нажал кнопку звонка:
- Приходите завтра.
- С удовольствием, сэр.
- Не «сэр», а «мсье», - снисходительно поправил его Кортец. - Этого обращения во Франции многие не любят. Да и не только во Франции.
- Понимаю, мсье…
Зашуршала шелковая юбка. Вошедшая Мадлен сразу же поняла, что молодой американец не напрасно истратил на нее доллар.
- Мадлен! Князь Джейк Бельский будет у меня завтра в десять утра, - напыщенно произнес Кортец. - Просите его прямо в кабинет.
Мадлен грациозно сделала перед князем Джейком Бельским книксен.
В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе «Гуинплен». Он давно здесь не был, но завсегдатаи кафе сразу узнали его. Это были «маршаны» - перекупщики картин, небогатые антиквары; художники - молодые и уже много лет «подающие надежды»; натурщицы; любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком мсье Кортец иногда неплохо зарабатывал, и тех, кто заработал (но не очень много) с его помощью. Послышались возгласы:
- Ого! Дон Педро собственной персоной!
- Великий конквистадор из Стамбула!
- Салют, мсье Кортец! Присаживайтесь…
Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой, на пальцах которой сверкали камни перстней, мсье Кортец внимательно искал среди завсегдатаев кафе того, кто был ему нужен.
- Он кого-то ищет… - сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.
- Да, и уж, наверно, не тебя, - ответил ей молодой весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.
- Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый «маршан», провожая Кортеца кислым взглядом. - Это ловкач!..
К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике:
- Мсье Кортец, вы кого-то ищете?
- Да, мсье Птибо, - рассеянно ответил Кортец. - Мне нужен профессор Бибевуа.
- Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.
- Мерси… - Кортец хотел пройти в бильярдную, но, словно вспомнив о чем-то, спросил: - Он должен вам, мсье Птибо?
Буфетчик развел руками:
- Как всегда, мсье Кортец.
- Много?
- Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но…
- О, да-да! Узнаю профессора! - Кортец похлопал буфетчика по плечу. - Не унывайте, мсье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.
Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было лишь, как белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, сталкиваясь, стреляли, словно пистолеты в тире. Время от времени маркер торжественно возглашал:
- Карамболь, мсье Роже! Тридцать два!
- Карамболь, мсье Капо! Шестнадцать!
- Удар не засчитан.
В углу, подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами - орангутанга. Его стриженый и угловатый череп посеребрила седина.
Человек быстро писал: перо его авторучки стремительно скользило по бумаге, а исписанные листы он небрежно отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли «профессором», хотя еще десять лет назад он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам и нигде не преподавал.
Кортец хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями и феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно изучил историю человечества и историю всех видов искусства. Не глядя на подпись, он мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен), и для этого ему даже не надо было видеть картину раньше. Он знал также все, что касалось мировой литературы и в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.
Кортец часто пользовался консультацией Бибевуа и, не взирая на странности «профессора», с уважением относился к нему. Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой. Обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.
- Мсье Кортец! - не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. - Вы хотите помешать мне работать?
Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.
- О нет, профессор! Я подожду…
- Вам придется ждать еще час. Я пишу статью за одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.